Тётьлюда перемалывала меня взглядом сквозь затемнённые очки.
— Алина. Алииина! – нажимала она, отстукивая по вокзальной платформе стоптанным сланцем.
— Мам! Ну ма-ма! Дай им попрощаться, — шипела моя подруга Вика, пощипывая Тётьлюду за юбку.
Южное солнце кашеварило асфальт. Молчал поезд. Молчал Паша, кусая губы и надламывая стебельки букета. Молчал мой крик о расставании.
Это была самая громкая несправедливость в жизни! Моя любовь остаётся здесь, а я уезжаю домой. Ну разве такое возможно?! За что. По-че-му!
Сбегать я не планировала, как переживала об этом Тётьлюда. А планировала я: ждать, терпеть, надеяться, крепиться, думать о нём ежесекундно, вздыхать над его фотографией, чёркать календарь и мерить часами дни до встречи, писать письма, мужественно страдать и любить его всегда. И он – тоже. Ещё мы с Пашей хитро придумали: когда окончу школу, приеду поступать в его город. Всего 2 года ждать осталось. Наша любовь выдержит!
Выдохнул поезд.
— Я люблю тебя! – выкрикнул Паша.
— О Госссподи, — процедила Тётьлюда, закатив глаза, — идите, Павел, идите, – распорядилась она, подтолкнув меня упругим бедром в вагон и тоже выдохнула, — ну, с Богом! Все на месте – поехали.
Я уткнулась в плечо подруги и зарыдала.
Я закончила 8 класс. Отпуск с родителями не случился. Мама моей подруги Вики предложила отдых у моря – на заводе давали профсоюзные путёвки. Родители отпустили.
Мамы бывают разные. Тётьлюда — краснощёкая крупная дама, прорисованная плотной мускулатурой, оказалось натурой увлекающейся. Посиделки на пляже, в кафе и на веранде с такими же увлекающимися. Вино, перекуры и её мясистый смех, доносящийся из разных уголков базы отдыха. Мы были предоставлены сами себе. «Мамуля нам доверяет. Мы же уже взрослые!», — объясняла Вика, извлекая из бюстгальтера приплюснутую сигаретку.
Я наслаждалась дарованной мне трёхнедельной свободой, но доверчивую женщину не подводила. Дискотеки, компания, игры на пляже, вечерние бдения на спасательной вышке и ветер морской в волосах – мы с Викой жили своей «взрослостью».
Паша вошёл в мою жизнь по тенистой аллее, щурясь от вечернего солнца. Блондин с лёгкой щетиной на лице, в джинсовых шортах до колен и с красным блокнотом под мышкой. Таким я его увидела впервые.
— Давайте я вас уже, наконец, познакомлю, — подтолкнул ко мне Пашу наш знакомый диджей Славик, — а то ходит кругами, на девочку смотрит и всё – никак.
— Ой, давайте-давайте! – подпрыгнула Вика и заколотила в ладоши.
Парень осторожно прикоснулся к моей руке губами и задержался взглядом в глазах.
— Паша.
Моё лицо предательски порозовело.
Мысли обгоняли движения: «Я понравилась такому взрослому парню. И он не решался со мной познакомиться? Ой…»
— Море сегодня прохладней, чем вчера. Ты… Вы. Ты сегодня купалась? — тихо сказал Паша, глядя прямо перед собой.
— Да-да, вода освежает! Мы много купались, но понемножку. Холодно, а на солнце жарко и я…, — защебетала я, размахивая руками.
Мы вместе дошли до конца аллеи, и больше почти не расставались последующие 15 дней.
Мне 15 – ему 23, я школьница – он отслужил в армии, работает и пишет стихи.
Я влюбилась. Первый раз. Я думала о нём так, будто он всё время рядом и, одномоментно, пыталась не думать — а не получалось. Я ковыряла вилкой долгожданную отбивную, не обнаруживая в себе желания поднести её ко рту. Он занимал столько места внутри, что не хотелось говорить о нём, чтобы ни капельки не расплескать. Я смотрела на часы чаще, чем в зеркало, а в зеркало — чаще, чем вчера.
Я наряжалась в обтягивающее, за 2 часа научилась подкрашивать глаза и принудила к послушанию свои курчавые локоны. Теперь у меня есть парень, и у нас любовь.
Паша жил в Сочи и часто наведывался к своему приятелю на базу отдыха, где мы и встретились. Теперь он приезжал ко мне. Каждый день. Каждый день он посвящал мне стихотворение, которое было занесено в блокнот его стройным почерком. Держась за руки, мы описывали круги по территории, обнимались на краю обрыва и бродили по остывшему пляжному песку вечером. Разговаривали, молчали и любовались друг другом.
Тётьлюда размахивала пухлым пальцем и выкрикивала: «Алина! Ой смотри мне!», каждый раз, когда мы попадались ей на глаза.
Что смотреть? Куда смотреть? Он же самый лучший! Такой внимательный, обходительный, преданный, талантливый, влюблённый и даже рассказал обо мне своей маме.
После свиданий с Пашей я возвращалась в комнату и падала на кровать.
— Ну что там, как там у вас!? – вилась вокруг меня Вика.
— Я счастлива.
15 дней, 15 стихотворений, 15 раз счастлива. Эту историю можно было списать на курортный роман, если бы она не имела продолжения.
По возвращении домой, я тосковала… Привычные дела, заботы и общение – всё будто через плёнку. Казалось, вот-вот сейчас Паша зайдёт в эту дверь или случайно встречу его в городе. Мне не хотелось есть и разговаривать с другими людьми, потому что я был сыта своей грустью и бессилием. Он там, а я здесь. И невозможно ничего с этим поделать.
Через неделю в квартире раздался телефонный звонок. Старательный мужской голос доложил:
— Для Вас есть передача от Павла из Сочи.
Незнакомцем оказался Пашин друг, который учился в моём городе. Гонец вручил мне 15 белых бутонов. По субботам, в одно и то же время, на неизменном месте я обнимала цветы от любимого. Помню, как дома подолгу рассматривала каждый, улыбаясь вовнутрь себя и перебирая пальчиками лепестки.
Мы с Пашей переписывались, а он всё так же посвящал мне стихи стройным почерком. Я складывала письма в шкатулку, а стихи аккуратно переписывала в красный блокнот – такой же, как у Паши. Когда в квартире раздавался междугородний, я змейкой проскальзывала под одеяло с телефонной трубкой на целый час. Стихи, письма, звонки, цветы – как будто мы немножко вместе. О том, что дальше – вряд ли задумывалась в свои 15 лет.
Шелестела осень. Октябрь шагнул в городские парки и залил воздух запахом сухих листьев. Суббота. Не позвонил Гонец. И в воскресенье. И в понедельник… Я не думала плохого. Ждала. Он позвонил в четверг! Так странно было, что я даже не спросила «почему». Обрадовалась и упорхнула на свиданье с Пашиным букетом.
«Наверное, задерживается», — уговаривала я себя, не обнаружив Гонца на привычном месте. Я вглядывалась, надеясь зацепиться взглядом за букет в толпе.
— Привет, девочка моя, — прозвучало за спиной.
Паша. С цветами, в джинсовой куртке и красным блокнотом под мышкой. Он улыбался, а я пыталась вернуться к себе, чтоб восстановить функцию «разговаривать». Наверное, у меня было такое дивное выражение лица, что Пашина улыбка перешла в смех.
Он приехал ко мне на целых 4 дня! Я прогуливала школу, и мы не расставались. Был первый поцелуй. Второй и третий. Мы разговаривали, молчали и любовались друг другом.
Но чувствовалось еле уловимое «как-то по-другому»…
Ещё букет и пару писем. Паша приехал снова через три недели. Прощаться.
Ничего не подозревая, я прибежала на свидание впереди своей радости. Букет выглядел странно. На каждый бутон была привязана ниточкой бумажка. И Паша был другим. Осунувшийся и без блокнота он как-то по-особенному крепко обнял меня.
— Сюрприз? – я с любопытством теребила бумажки.
— Да уж… «сюрприз», — ухмыльнулся Паша.
Я заглянула в его лицо:
— Что-то случилась?
Паша молчал. Я замерла, прислушиваясь к стуку сердца в ушах.
— Нам надо расстаться. Мы больше не можем быть вместе. Понимаешь, я… — его голос хрустел.
— «Мы» не можем быть вместе или «ты»?! – парировала я, — я сделала что-то не так?
— Ну чтооо ты, солнышко, ты не могла бы никогда! Это я. Понимаешь, я…
Паша переминался, нажимал пальцами на свой блокнот, и не поднимая на меня глаз, смахивал капли со лба.
Я вспомнила что-то про девичью гордость, и как-то собрала в горле пару слов. Произнести получилось одно:
— Ясно.
Хотя ничего было неясно.
«О чём можно дальше разговаривать с человеком, который больше не хочет быть со мной? Смысл? Не стану унижаться!»
Я распрямила плечи и, стараясь держаться ровно, удалилась. Копной волос ещё встряхнула: «Смотрит вслед, наверное».
Чеканя шаг и не чувствуя под ногами твёрдого, я добралась до лавочки в сквере. Положила украшенные записками розы рядом. Смысл читать их мною был не обнаружен. Но любопытство быстро обскакало все логические умозаключения, и первая была развязана: «Спасибо тебе за то, что ты есть у меня». И дальше: «Ты – лучшее, что было в моей жизни», «Искренняя и милая», «Красивая и вдохновляющая», «Муза моя», «Я никогда тебя не забуду», «Девочка моя», «Ты настоящая, родная», «Я с тобо…». Хватит!
Дальше я не развязывала. Я скомкала букет настолько тщательно, насколько это было возможно для колючих роз и швырнула его в первую попавшуюся мусорку. Прочитанные записки устремились туда же, перемешавшись с сухими листьями.
У нас в квартире не было печки. А вот Вика жила в старинном доме и у них была. Я сгребла все Пашины письма и фотографии. Красный блокнот ещё. Через 15 минут они уже прыгали в огне, превращаясь во что-то серое и рассыпчатое. Блокнот сопротивлялся дольше, по очереди раскрывая страницы со стихами. На прощанье.
— Ну. Может, ты мне расскажешь, что случилось! – Скрестив руки на груди, Вика отстукивала пушистым тапочком по паркету.
Я уткнулась в плечо подруги и зарыдала. Тогда я хорошо запомнила: любовь, счастье и боль – они рядом.
— А ну-ка, бросай грустить! Смотри, какая ты красотка. Такого парня склеила! Ещё лучше найдёшь себе, — старалась поддержать Вика после моего нескладного рассказа.
— Да я не клеила…
Объяснять не было сил.
Павел присылал ещё два конверта. Но от гибели в припорошенной снежком урне их не могло спасти даже моё любопытство.
Мне 37. Санкт-Петербург. Аэропорт Пулково. Стою в очереди на регистрацию. Уставшая, после трёхдневной конференции, мечтаю о том, как через 4 часа обниму сынульку и запущу пальцы в его курчавую копну волос.
Блондин лет сорока, со снежными висками и лёгкой небритостью, разглядывает меня из соседней очереди. Джинсовая куртка, блокнот под мышкой… Бордовый. «Павел. Ей-Богу — Паша!». Он задержался взглядом в глазах. Моё лицо предательски порозовело. Секунды три я не дышала. Я выбирала. Несложно сделать вид, что человек тебе не знаком. Через 22 года. Не правда ли? «Когда-то ты решил, что нам лететь на разных самолётах».
И я только догадывалась – он задержался взглядом в моих глазах или в глазах незнакомки, для которой могло бы родиться его стихотворение.
В самолёте я улыбалась своим красивым воспоминаниям, не отводя глаз от иллюминатора. «А письма можно было и оставить. Хотя бы штук 15…»
Алина Адлер /психолог-консультант/
